А.Скляров

Генетический код человечества

(Человек - результат творения или эволюции?)

* * *

«Домогранский хохластый орсл знал

о существовании борьбы за выживание,

но ввязываться в нее не собирался».

Путеводитель для путешествующих

по Галактике автостопом

(из к/ф «Автостопом по Галактике»).

* * *

Вечный вопрос

Дети – весьма любопытные создания. Они с жадностью впитывают информацию от взрослых, к чему бы она ни относилась. Именно так и познается ими мир на первом этапе жизни, когда приоритетную роль играет получение знаний, накопленных старшим поколением, а не собственный опыт.

Уже в возрасте трех-четырех лет ребенок начинает приставать к родителям с «неудобным» вопросом – откуда и как взялся он сам. Далеко не все родители способны дать ему в этот момент честный ответ хотя бы на уровне варианта «из маминого животика». Вот и идут в ход знакомые всем фразы типа «принес аист», «нашли в капусте», «купили в магазине» и тому подобное.

Однако рано или поздно даже те дети, которые получили подобные ответы, узнают все-таки правду. Пусть даже и «через вторые руки» – от старших братьев и сестер либо от сверстников с более откровенными родителями. Правда, и в этом случае информация так или иначе исходит от взрослых – живых очевидцев процессов появления на свет новых маленьких человечков. Благо таких очевидцев много.

Гораздо сложнее дело обстоит тогда, когда речь заходит о возникновении рода человеческого в целом. Ведь тут непосредственных свидетелей, способных дать четкие и ясные показания, нет. Вот и приходится людям искать ответ на вопрос о происхождении человека как такового самыми разными способами.

Естественно, что в условиях отсутствия очевидцев, в разное время в разных обществах имелись различные представления о происхождении человека. При этом заинтересованность вопросом, откуда взялись люди, прослеживается в человечестве с самых древнейших времен, куда только способен проникнуть взгляд историков. И фактически он относится к разряду «вечных вопросов».

Рис. 1. Как заглянуть в тайну происхождения?..

Обычно считается, что знания человечества о своем происхождении развивались и накапливались постепенно с развитием общества. Посему соответствующие представления древних культур историки автоматически относят к «наивным» и даже «ошибочным». Дескать, что еще можно ожидать от примитивного человека кроме «примитивного» ответа.

Однако так ли это на самом деле?..

Оказывается, что вопреки утверждениям историков далеко не все представления о происхождении человечества в древних культурах являются «наивно-примитивными» и «ошибочными».

Возьмем, для примера, такое утверждение, что «первые люди родились непосредственно из земли». Такую точку зрения отмечают некоторые исследователи у так называемых «примитивных племен», коих еще совсем недавно было не так уж и мало на нашей планете.

На первый взгляд действительно данное утверждение кажется глубоко ошибочным. Но если учесть, скажем, искажения при переводе с одного языка на другой, субъективность интерпретации исследователями многозначных терминов, расплывчатость самого понятия «человек» и тому подобное, то этой «ошибочной» формуле можно придать совсем иной вид. Предположим, что «первые люди» на самом деле означает «предки современных людей»; «родились» – «произошли», а под «землей» подразумевается «часть биосферы». И тогда «ошибочная» фраза оказывается ничем иным, как сильно упрощенным вариантом современной теории эволюции всего живого на нашей планете.

В приведенном примере ответ на «вечный вопрос» действительно весьма упрощен. Но это вполне может быть не из-за того, что у тех самых племен были такие простые представления, а лишь из-за стремления исследователей показать только самую «суть» этих представлений. В «первоисточнике» же вполне может иметься гораздо более глубокое понимание вопроса.

На это указывает, например, шумерская мифология, которую тоже, казалось бы, можно свести к простой формуле «человека создали боги». И такой фразой часто и представлены знания этой древней культуры во многих книгах. Между тем реальные шумерские тексты содержат весьма развернутое и детализирование описание как причин, так и самого процесса «создания» человека. Описание, к которому мы позднее обратимся в данной книге…

Сейчас же для нас важно лишь следующее.

Когда дело доходит до серьезного анализа знаний человека о своем происхождении, то в расчет берутся, как правило, лишь те гипотезы и теории, которые имеют распространение сейчас или были популярны в недавнем прошлом. Варианты, имевшиеся у древних культур, при этом практически полностью игнорируются. Последние же лет двести этот анализ сводится к жесткому противостоянию всего двух взаимоисключающих точек зрения.

Согласно одной точке зрения, которой придерживаются эволюционисты (англ. «evolution» = «развитие»), человек является результатом длительного развития всего живого на нашей планете – развития, обусловленного сугубо естественными причинами. Согласно же другой точке зрения, человек некогда был создан некоей сверхъестественной силой (Богом). Этой позиции придерживаются так называемые креационисты (от англ. «creation» = «создание»).

Первая точка зрения ныне ассоциируется в общественном сознании прежде всего с именем Чарльза Дарвина, хотя отнюдь не все эволюционисты целиком и полностью согласны с идеями, представленными в его трудах. Вторая – с Ветхим Заветом, который является священной книгой для христиан, хотя далеко не все креационисты готовы согласиться с «буквой» Ветхого Завета», а к числу сторонников сотворения человека относятся не только христиане, но и приверженцы многих других религий. Споры же между двумя направлениями зачастую представляются в виде противостояния дарвинизма и религии, хотя дарвинизмом эволюционизм вовсе не ограничивается.

В таком своем виде эволюционизм и креационизм оказываются непримиримыми врагами, поскольку возможно лишь либо одно, либо другое – естественные процессы или сверхъестественная воля. «Смешанного варианта» тут быть не может – по определению самих используемых терминов.

Однако подобная крайность подходов лично меня, например, сильно смущает, поскольку ассоциативно напоминает противопоставление белого и черного. Реальный же мир вовсе не черно-белый, а многоцветный, и раскрашен целой палитрой красок. И описание его только в черных или белых тонах неизбежно оказывается очень далеким от реальности.

Так может, и в вопросе происхождения человека правы не крайние точки зрения, а имеются и какие-то иные варианты?..

Бедный Дарвин

Со времени публикации английским натуралистом Чарльзом Дарвиным в 1859 году своего основного труда «О происхождении видов путем естественного отбора или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь», посвященного общим вопросам эволюции живого мира, и в 1871 году работы «Происхождение человека и половой отбор», непосредственно посвященной проблеме появления человека, кто только Дарвина не критиковал.

Если во времена СССР в нашей стране мало кто (кроме профессионалов) об этом слышал, то с крушением в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ века единой государственной идеологии, построенной сугубо на принципах материализма, волна такой критики докатилась и до нас. Появились статьи, книги и даже фильмы, порой целиком посвященные «развенчиванию» Дарвина. Современный же интернет буквально переполнен всевозможными публикациями, где авторы обрушиваются на Дарвина с некими «доказательствами несостоятельности» его теории. Порой даже возникает ощущение, что только ленивый не пнет мимоходом Чарльза Дарвина. При этом накал эмоций в таких публикациях нередко выходит за все разумные пределы…

Чем же так «провинился» Дарвин перед своими многочисленными «ниспровергателями»?..

Рис. 2. Чарльз Дарвин

В самом упрощенном виде ответ часто представляют следующим образом.

Чарльз Дарвин сформулировал закон естественного эволюционного развития всего живого на Земле – в том числе и человека, который, в полном соответствии с этими законами, «произошел от обезьяны». Это в корне противоречит догматам религии, согласно которым все живые виды созданы в уже готовом виде Богом, обладающим сверхъестественными возможностями. Человек же (по этим самым догматам) не только создан в готовом виде, но и кардинально отличается от всех животных тем, что получил вдобавок некоторую «божественную сущность». И все нападки на Дарвина таким образом сводятся к спору сторонников религиозных воззрений с их противниками – приверженцами научного подхода.

В таком случае непрекращающееся противостояние получает вполне простое объяснение. Приверженность догматам поддерживается верой. Научное же познание начинается лишь там, где появляется сомнение – сомнение в казалось бы «незыблемо установленных» вещах, в том числе и в каких-либо догматах. Но как только появляется сомнение, вера заканчивается. Говоря другими словами, вера и научное познание оказываются непримиримыми антиподами – возможно либо одно, либо другое.

Следствием этого является то, что сторонники одной позиции ни в коем случае не могут принять мнение сторонников другой позиции и буквально вынуждены (!) его оспаривать. Другим же следствием является и нескончаемость споров двух сторон – спор не может прекратиться, поскольку его прекращение требует фактически исчезновения какой-либо из спорящих сторон, на что никто из них не согласится…

Иными словами, речь вроде бы идет о противостоянии веры и науки. Все как бы ясно и понятно. И если бы все сводилось к столь простой формуле, то и проблем бы не было.

Однако (каким бы парадоксальным это ни выглядело) креационисты наоборот именно себя позиционируют в качестве приверженцев научного подхода, а эволюционистов выставляют слепыми сторонниками своеобразной веры – «веры в утверждения Дарвина», которые якобы ничем не подтверждены. В обоснование же этого авторы «разоблачающих Дарвина» публикаций приводят некие «факты» (или их отсутствие) и выстраивают порой весьма сложные логические конструкции.

Более того, имеется немало публикаций, авторы которых не причисляют себя к креационистам (и действительно не являются ими) и придерживаются сугубо научных подходов, но при этом тоже критикуют Дарвина или его теорию (полностью или отдельные ее положения). При этом среди них немало профессиональных ученых и исследователей – как верующих, так и убежденных атеистов.

И вот тут-то рядовой читатель легко запутывается – как ему определить, кто же прав?..

Для того, чтобы попытаться найти ответ на этот вопрос, нам придется сначала совершить экскурс в историческое прошлое – в тот период, когда формировалась теория эволюции, – и попробовать разобраться в том, кто именно что говорил, и причем тут, собственно, Дарвин.

Зарождение теории эволюции

В начале XVIII века в европейской культуре (которую мы и связываем прежде всего с развитием научной мысли в то время) доминировали представления, которые опирались в своей основе на догматы христианской религии. Согласно этим догматам, как уже упоминалось, все живое на Земле создано Богом в готовом виде. Из этого положения автоматически вытекает теория неизменности и постоянства живых видов. Никуда не денешься – если все создано в уже готовом виде, то и изменяться ничего не может.

Совершенно неожиданно господство теории неизменности видов пошатнули труды шведского естествоиспытателя Карла Линнея. Совершенно неожиданно потому, что у самого Линнея и мыслей об этом не было – он всего лишь пытался как-то разобраться в том широком разнообразии, которое царило среди многочисленных представителей живого мира, и привести все накопившиеся к его времени знания о живых существах в некую систему.

При решении этой задачи Линней в значительной степени опирался на принцип «divisio et denominatio» («разделяй и нарекай»), суть которого заключалась в том, что природу следовало разделить на отдельные элементарные части, расположить их в определенном порядке и к каждой части прикрепить свою «этикетку». Следуя этому принципу, для удобства изучения живых существ он предложил классификацию животных и растений по признакам их внешнего сходства и различий.

Прежде всего Линней разделил все живые существа на два главных царства: царство растений и царство животных. Для животных он выделил различные типы: тип позвоночных, тип червей, тип моллюсков и так далее. Типы он поделил на классы – так, например, среди позвоночных он выделил классы млекопитающих, птиц, пресмыкающихся, земноводных и рыб. Классы у него делились на отряды, и далее – на семейства, роды и, наконец, виды.

Предложенная Линнеем система классификации серьезно облегчила описание и изучение как известных животных и растений, так и тех, что продолжали в большом количестве обнаруживаться исследователями во время их путешествий в новые страны. Эта система еще при жизни Линнея принесла ему всемирную известность. И ныне вся биологическая наука опирается по сути на систему классификации Линнея.

Рис. 3. Карл Линней

Вроде бы классификация – совершенно нейтральное и «безобидное» для мировоззрений занятие. Но оказывается, что и в нем не так уж и просто полностью избежать идеологических и субъективных установок. С этим столкнулся и Линней, что особенно проявилось в его определении базового ныне понятия «вида».

Будучи исследователем, Линней не мог не признать, что в пределах каждого вида животных и растений возможны очень широкие различия по целому ряду признаков – росту, окраске, длине шерсти или перьев и так далее. Поэтому он вынужден был допустить для некоторых видов существование так называемых «подвидов» или «разновидностей». Однако, стремясь сохранить базовое положение о неизменности и постоянстве живых существ, вытекающее из библейских догматов, Линней утверждал, что каждый вид резко отличается от других даже близких ему видов, и считал совершенно невозможным переход от одного вида животных к другому.

По представлениям Линнея, виды являются постоянными, и их существует столько, сколько их создал Бог. К одному виду животных или растений, согласно определению Линнея, следует относить все те особи, которые «похожи друг на друга, как дети на своих родителей, и способны размножаться при спаривании между собой».

И вот тут начали сказываться противоречия между субъективными базовыми установками и реальными фактами.

Так, например, в определение вида по Линнею категорически не вписывалась способность скрещиваться двух таких несомненно разных видов домашних животных, как лошадь и осел, от которых в реальности появлялось вполне жизнеспособное потомство – мулы. Поэтому Линнею пришлось ввести дополнительное условие в определение – что потомство от особей одного и того же вида обязательно должно быть способным к размножению и продолжению рода. От разных видов, согласно этому условию, если и возможно получить потомство, то оно обязательно будет бесплодным – как это имеет место для мулов.

Но и это не спасло положения. Вскоре начали обнаруживаться факты, что в результате скрещивания заведомо различных и обособленных, по определению Линнея, видов животных и растений может появляться плодовитое потомство. Ныне уже известно немало подобных случаев, например, для разнообразных видов диких уток и гусей, а также для различных видов оленей. Легко скрещиваются между собою и дают плодовитое потомство разные виды диких овец. И еще больше примеров плодовитого потомства, полученного от скрещивания родителей, происходящих от явно различных видов, можно привести для мира растений.

Наличие подобного противоречия неизбежно создавало основу и предпосылки для возникновения сомнений в справедливости базового предположения о неизменности видов. Более того – в результате классификации растений и животных начала просматриваться определенная иерархия по степени сложности устройства организмов живых существ, что столь же неизбежно подводило к идее развития одних видов из других.

Рис. 4. Классификация животного мира

Любопытно, что и для человека у Линнея нашлось место в его классификации. Линней ввел для человека особый род людей (Homo) с одним видом «человек разумный» (Homo sapiens) – причем это место в классификации оказалось совсем рядом с человекообразными обезьянами. Более того – человек у Линнея оказался в одном отряде приматов наряду с обезьянами в целом. Это Линней указал на страницах книги «Systema Naturae»еще в 1735 году – почти за полторы сотни лет до того, как свой взгляд на происхождение человека опубликовал Дарвин!..

Подобное соседство человека с обезьянами в классификации было показательным уже само по себе. Однако Линней считал, что разумность человека обусловлена наличием в нем «частицы божественной мудрости», а это обособляло его от всего остального живого мира…

Еще не ушел из жизни Линней, как его современник – французский естествоиспытатель, иностранный почетный член Санкт-Петербургской Академии наук Жорж Луи Леклерк де Бюффон в «Естественной истории» высказал представления об эволюции планеты Земля, неорганического мира и живой природы, а заодно предположил возможность самозарождения жизни, самопроизвольного возникновения новых видов растений и животных и… происхождения человека от обезьяны. В истории Земли он выделил семь периодов, в течение которых происходило медленное остывание планеты, образование пород, появление из отступившего мирового океана суши, возникновение растений и животных, распад единого первобытного континента и появление человека.

Многие ученые-современники считали Бюффона дилетантом и критиковали его за ошибочные сведения, необоснованные гипотезы и неуместные в научном труде красоты стиля. А вот так критикуемый ныне Чарльз Дарвин отмечал, что по вопросу о происхождении видов Бюффон был «первым из писателей новейших времен, обсуждавших этот предмет в истинно научном духе».

Как бы то ни было, «Естественная история» Бюффона оказала довольно сильное влияние на исследовательские умы.

В конце XVIII века идея о естественном происхождении человека появляется в работах шотландского юриста Джемса Б. Монбоддо. Позже Дж. Э. Доорник (1808), как и Монбоддо, утверждал, что люди произошли от человекообразных обезьян.

«В труде «Ancient Methaphysics» Монбоддо развивал идею о том, что человек постепенно поднимался от животного, разум которого погружен в материю, до того уровня, когда деятельность ума освобождается от власти тела. В другом обширном труде «The Origin and Progress of Language» (1773) Монбоддо объединяет человека и «оранг-утана» (под которым следует понимать оранга и шимпанзе) в один вид. Монбоддо прослеживает постепенное превращение «оранг-утана» в говорящего человека под влиянием необходимости, т.е. вследствие требований со стороны условий его жизни.

Монбоддо не стоит на эволюционной точке зрения. Виды животных, по его мнению, неизменны или подвержены небольшим и обратимым изменениям. Способность приобретать совершенно новые умения и развивать почти безгранично эти умения – черта, присущая только человеку. Впрочем, весь этот грандиозный процесс человеческого совершенствования проходит, по Монбоддо, в пределах одного вида, так как «оранг-утан» и человек не отличаются, по Монбоддо, в смысле их видовой принадлежности. Поэтому лишены основания попытки некоторых английских авторов видеть в Монбоддо чуть ли не предшественника Дарвина в проблеме антропогенеза» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Эволюционные идеи постепенно проникали в сознание общества, приобретая порой экстравагантные формы. Так, например, врач и мистик Эразм Дарвин написал свой труд по биологии в виде поэмы «Зоономия». В стихотворной форме в этой поэме были высказаны предположения о роли борьбы за существование в животном мире и влиянии прямохождения на формирование человеческого рода. Впоследствии эти же идеи были озвучены в другой поэме Эразма Дарвина «Храм природы или происхождение общества» (опубликована в 1803 году – уже после смерти автора), в которой описано развитие жизни от микроорганизмов до цивилизованного общества.

«Итак, смирись же в гордости спесивой

И вечно помни, дух себялюбивый,

Что червь – твой родич, брат твой – муравей!»

(Э.Дарвин, «Храм природы», перевод Н.Холодковского).

Эразм Дарвин был дедом ныне всем известного Чарльза Дарвина…

Рис. 5. Эразм Дарвин

Заметим здесь для различных «развенчателей дарвинизма», что Чарльз Дарвин в это время еще даже не родился. Он появился на свет лишь 12 февраля 1809 года – в тот самый год, который был ознаменован выходом книги французского ученого-естествоиспытателя Жана Батиста Ламарка «Философия зоологии». В этой книге уже в довольно целостном виде была изложена теория эволюции живого мира...

К началу XIX века знания о человеке, флоре и фауне разных стран земного шара, ушли далеко вперед по сравнению со временем, когда писал свои труды Карл Линней. Значительно пополнились сведения об ископаемых животных, находки останков которых ранее лишь вызывали удивление, а теперь требовали встраивания этих ископаемых животных в общую систему классификации. Идея о постоянстве и неизменности видов животных и растений, которой вслед за Линнеем ранее придерживалось подавляющее большинство ученых, начала постепенно утрачивать свою силу. И книга Ламарка «Философия зоологии» стала ярчайшим проявлением поворота исследователей в сторону эволюционных взглядов.

Если Линней старательно подгонял свою систему классификации к библейскому догмату о неизменности видов, то Ламарк, сам активно развивавший эту классификацию, увидел в ней как раз прямо противоположное – свидетельство того, что живые виды изменяются со временем, то есть эволюционируют. И в книге «Философия зоологии» он приводит целый ряд доказательств эволюции в мире животных и растений.

Ламарк утверждал, что все современные организмы произошли от древних путем эволюции. Однако Ламарк уже не ограничился, как ранее Бюффон, лишь провозглашением идеи эволюции, а попытался разобраться в ее причинах. Он не только выдвинул концепцию изменчивости и усовершенствования организмов, но и сформулировал принцип влияния внешней среды на этот процесс, который Ламарк представлял следующим образом:

«Обстоятельства влияют на форму и организацию животных… Если это выражение будет понято дословно, меня, без сомнения, упрекнут в ошибке, ибо, каковы бы ни были обстоятельства, они сами по себе не производят никаких изменений в форме и организации животных. Но значительное изменение обстоятельств приводит к существенным изменениям в потребностях, а изменение этих последних по необходимости влекут за собой изменения в действиях. И вот, если новые потребности становятся постоянными или весьма длительными, животные приобретают привычки, которые оказываются столь же длительными, как и обусловившие их потребности…

Если обстоятельства приводят к тому, что состояние индивидуумов становится для них обычным и постоянным, то внутренняя организация таких индивидуумов, в конце концов, изменяется. Потомство, получающееся при скрещивании таких индивидуумов, сохраняет приобретенные изменения и, в результате образуется порода, сильно отличающаяся от той, индивидуумы которой все время находились в условиях, благоприятных для их развития» (Ж.Б.Ламарк).

Ламарк объяснял длинный нос муравьеда тем, что его предки из поколения в поколение упражняли нос, принюхиваясь в поисках муравьев. Деградацию глаз у кротов он считал результатом того, что глаз не получал тренировки из поколения в поколение длительное время. В качестве примера действия этого механизма эволюции Ламарк приводил весьма показательные отличия и такого известного животного, как жираф.

«Известно, что это самое высокое из млекопитающих животных обитает во внутренних областях Африки и водится в местах, где почва почти всегда сухая и лишена растительности. Это заставляет жирафа объедать листву деревьев и делать постоянные усилия, чтобы дотянуться до нее. Вследствие этой привычки, существующей с давних пор у всех особей данной породы, передние ноги жирафа стали длиннее задних, а его шея настолько удлинилась, что это животное, даже не приподнимаясь на задних ногах, подняв только голову, достигает шести метров в высоту» (Ж.Б.Ламарк).

Рис. 6. Жираф

Возможно, по каким-то причинам различные «критики Дарвина» не в курсе, но в картине эволюции Ламарка место нашлось и для человека. Он допускал, что человек развился с течением времени из обезьяны.

Согласно Ламарку, древняя человекообразная обезьяна из-за сокращения лесов была вынуждена сменить древесный образ жизни на наземный и перейти к хождению на двух ногах. Вследствие прямохождения значительно изменилось строение позвоночника, мускулатуры, стопы, кисти, челюстей, зубов и головного мозга. А в условиях общественной жизни вскоре у людей развилась и членораздельная речь.

«Ламарк следующим образом представлял себе возникновение человеческого рода. Какое-то наиболее развитое из «четвероруких» под давлением необходимости или по какой-то иной причине потеряло привычку лазить по деревьям и приобрело новую привычку – ходить по земле на двух ногах. В ряде поколений эти четверорукие должны были превратиться в двуруких, у которых первый палец на стопе потерял способность противопоставления и развилась икроножная мускулатура, так что передвижение на четырех конечностях стало затруднительным. Вследствие того, что челюсти перестали употребляться для укусов, для схватывания добычи, но использовались только для жевания, лицевой угол должен был стать более развернутым, лицо укоротиться, резцы принять вертикальное положение. Испытав указанные превращения, эти потомки четвероруких должны были распространиться по земле и изгнать все другие группы четвероруких: из мест, которые были пригодны для них самих. Расселяясь по разным областям, эти двурукие должны были приобрести новые потребности, которые в свою очередь привели к развитию новых способностей. По мере того как общества этих существ делались более многолюдными, потребности возрастали, вместе с ними росли идеи, а следовательно, и знаки, пригодные для выражения этих идей, т.е. для общения с себе подобными. Все это, в конечном итоге, создано потребностями» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Как легко можно видеть, у Ламарка уже представлены основные черты современного взгляда на происхождение человека, которые «развенчатели» приписывают почему-то Дарвину (напомним – Чарльз Дарвин только-только родился). Так и хочется их спросить – а с кем вы спорите-то?..

Последователи и ученики Ламарка создали целую научную школу. Почему же в связи с теорией эволюции и мы, и критики сейчас вспоминаем не его, а Дарвина?.. Ведь Ламарк сформулировал и обосновал саму идею эволюции и естественного отбора, а также выделил в качестве одного из важнейших в изменении видов фактор влияния внешней среды (хотя и представлял действие этого фактора иначе, чем Дарвин). А это – основное в той теории, которую мы сейчас называем дарвиновской.

Проблема вовсе не в том (как это иногда утверждается), что воздействие внешней среды Ламарк представлял в слишком упрощенном виде. Дело в том, что в качестве движущей силы эволюции Ламарк видел некое «стремление к прогрессу» в живой природе. Как и почему возникло это стремление, он не объяснял и даже не считал этот вопрос заслуживающим внимания. Такой же изначальной и не требующей объяснений Ламарк считал способность живых существ изменяться в ходе адаптации к изменениям внешней среды.

Именно это никак не могло устраивать материалистов, которые позднее подняли на щит учение Дарвина, поскольку в таком виде указанное «стремление к прогрессу» попадает в область нематериальных факторов.

Запомним эту идею Ламарка – она нам еще пригодится, и мы к ней обратимся позднее, а пока вернемся к дальнейшим событиям вокруг вопроса происхождения человека и теории эволюции…

Рис. 7. Жан Батист Ламарк

Прошло целых пятьдесят (!!!) лет с момента опубликования Ламарком его теории эволюции прежде, чем увидел свет труд Дарвина «Происхождение видов», посвященный этой же теме. За эти полстолетия настроения в научном сообществе серьезно сдвинулись в сторону эволюционизма, и поэтому книга Дарвина появилась как нельзя кстати – почва для ее восприятия уже была подготовлена.

Довольно показательным примером этого служит история сотрудничества Дарвина с британским натуралистом и путешественником Альфредом Уоллесом, который, подхватив во время поездки по Индонезии малярию и размышляя на больничной койке о выживании наиболее способных (чему явно способствовала ситуация, в которую попал он сам), сформулировал свои идеи о естественном отборе. Наспех изложив их в статье, он в феврале 1858 года переслал ее Дарвину, у которого в этот момент имелось сразу две работы по той же теме – сравнительно короткий очерк о происхождении видов и «Длинная рукопись», которая должна была стать полным изложением эволюционных взглядов. И очерк, и будущая книга неоднократно перерабатывались, и Дарвин мог бы заниматься этим еще очень долго, если бы не послание Уоллеса…

В письме другому своему «идеологическому соратнику» Чарльзу Лайелю (о нем чуть позже) Дарвин написал, что никогда еще не встречал более поразительного совпадения идей двух разных исследователей, и пообещал использовать мысли и даже термины Уоллеса в своей книге. Он не хотел уступать приоритет Уоллесу, но и не хотел умалять заслуг своего коллеги.

Выход был найден с помощью Чарльза Лайеля и Гукера (ботаника и участника Антарктической экспедиции Росса), потребовавших одновременного издания двух докладов. И 1 июля 1858 года на чтениях в Линнеевском обществе совместные выдержки из трудов Уоллеса и Дарвина по проблеме естественного отбора были впервые представлены широкой публике, а в августе 1858 года обе работы были опубликованы в «Журнале Линнеевского общества». Статьи были замечены в научном сообществе, и изложенные в них эволюционные идеи начали обсуждаться «на самом высоком» научном уровне.

И пожалуй, не исключено, что сейчас вместо «дарвинизма» мы могли бы иметь «теорию Уоллеса-Дарвина», если бы не два обстоятельства. Во-первых, Уоллес, увлекшись другими вопросами, не стал так глубоко развивать теорию естественного отбора, как это сделал Дарвин. А во-вторых, Уоллес и Дарвин серьезно разошлись в вопросе о происхождении человека.

Взгляды Уоллеса на место человека в природе и его происхождение были изложены им в статьях 1864 и 1869 годов, а также в девятой и десятой главах книги «Теория естественного отбора», вышедшей в 1870 году. Если при обсуждении живого мира вообще Уоллес выступал с едкой критикой подхода Ламарка и его последователей в вопросе о движущих силах эволюции и выступал против нематериального фактора «стремления к прогрессу», то в вопросе о происхождении человека он пришел к выводам, что необходимо (!!!) допустить в этом процессе вмешательство «высшей разумной воли».

Рис. 8. Альфред Рассел Уоллес

Любопытно, что в вопросе о происхождении человека Дарвин вообще долго демонстрирует крайне осторожную позицию. В «Происхождении видов» он уделяет этой проблеме буквально всего лишь одну строчку с весьма расплывчатой формулировкой, указывая, что благодаря его теории происхождения видов «много света будет пролито на происхождение человека и его историю».

Неизвестно по каким причинам научно-популярный журнал «Athenaeum» еще за два дня до выхода первого тиража книги Дарвина почему-то сообщил, что новая книга «посвящена происхождению человека от обезьяны». Читатели, живо интересовавшиеся своей генеалогией, бросились раскупать издание, которое не было рассчитано на широкую публику и требовало для своего понимания определенного биологического образования. Первый тираж в 1250 экземпляров был раскуплен почти мгновенно, и через два месяца книгу Дарвина пришлось переиздавать. Скорее всего многие читатели первого тиража «Происхождения видов» были разочарованы, поскольку после этого прошло без малого двенадцать (!) лет прежде, чем появилась на свет книга Дарвина «Происхождение человека и половой отбор».

Но если сам Дарвин все это время хранил молчание, то сторонники его взглядов на эволюцию были куда более решительны.

Уже в 1860 году (то есть всего лишь через год после публикации «Происхождения видов») английский зоолог Томас Гексли читает шесть лекций для рабочих на тему «Об отношении человека к низшим животным». В 1861 году он публикует работу «О зоологических отношениях человека к низшим животным» и читает в Эдинбурге лекцию на ту же тему по приглашению Философского Института. В 1862 году Гексли выступает с докладом в Королевском Институте на тему об «ископаемых остатках человека». А в 1863 году он публикует книгу, получившую весьма широкую известность – «Место человека в природе». Все это время он доказывает близкое родство человека и человекообразных обезьян – в том числе на основе их анатомического сходства, а также настолько яростно пропагандирует дарвиновское эволюционное учение, что даже получает у современников прозвище «бульдог Дарвина».

Рис. 9. Томас Генри Гексли

В том же 1863 году на съезде естествоиспытателей и врачей в Штеттине немецкий естествоиспытатель и философ Эрнст Геккель, выступая в защиту дарвиновского учения, открыто заявил о происхождении человека от обезьяноподобных млекопитающих. В 1866 году в своей книге «Общая морфология организмов» Геккель выстроил родословное древо млекопитающих, в которое он включил также и человека. В 1868 году в работе «Естественная история творения» он в популярной форме развивает ту же идею происхождения человека от более низко организованных животных. А в 1874 году Геккель публикует работу «Антропогения», или «История развития человека», которая стала первым в истории всесторонним исследованием, где обсуждались проблемы эволюции человека.

В 1864 году немецкий естествоиспытатель, известный представитель и пропагандист вульгарного материализма Карл Фогт печатает «Лекции о человеке», где в полемической форме отстаивает теорию происхождения человека от обезьяны. А в 1867 году он выпускает в свет книгу «Мемуары о микроцефалах или людях-обезьянах», где пытается доказать, что именно в них следует видеть недостающее промежуточное звено между животными и человеком.

«Появился ряд сравнительно-анатомических работ по мозгу человека и обезьян (Грасиоле, Флоуэр – 1862, Бишофф – 1868, Панш – 1868, Эккер – 1868), по кисти и стопе (Люце – 1864, 1865), по мускулатуре (Вуд – 1865, 1868, Майварт – 1869, 1870), по онтогении стопы (Гютер – 1862)» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Так что если учесть еще Монбоддо и Доорника, высказывания которых о происхождении людей от человекообразных обезьян упоминались ранее, то будет совершенно очевидна беспочвенность обвинений Дарвина в том, что якобы именно он объявил о «происхождении человека от обезьяны»…

Рис. 10. Эрнст Геккель (слева) и Карл Фогт (справа)

Но почему же тогда Дарвин так долго молчал?..

«По всей вероятности, причин было несколько.

1) Вопрос о происхождении человека мог помешать не только принятию эволюционной теории колеблющимися умами, но даже устранить возможность ее спокойного обсуждения...

2) Вопрос этот мог навлечь на автора наиболее серьезные обвинения в прямых нападках на религию. Дарвин опасался причинить чрезмерное огорчение «некоторым членам» своей семьи.

3) Далее, проблема антропогенеза была своеобразной, сложной и в значительной своей части новой для Дарвина, вследствие чего требовала длительной работы.

4) Перед Дарвином стояла важная очередная задача – выполнить обещание, данное в «Происхождении видов», опубликовать «те факты, на которых основаны изложенные в ней выводы», т.е. данные по изменчивости культурных растений и домашних животных. Работу над этим чрезвычайно трудоемким исследованием Дарвин закончил только в 1868 году.

5) Для Дарвина вывод о происхождении человека от какой-то иной, более низкоорганизованной формы с неизбежностью сам по себе вытекал из его общей теории происхождения видов. Человек был для него только частным случаем – одним из многих видов. Поэтому внутреннее убеждение Дарвина в родственной связи человека с другими животными не требовало специальной аргументации» (Я.Рогинский, «Чарльз Дарвин и проблема происхождения человека»).

Думается, на длительности «молчаливой паузы» Дарвина сказалось и то, что далеко не весь научный мир радостно встретил версию сугубо естественного происхождения человека от обезьяноподобных предков. Оппонентов было очень немало даже среди весьма прогрессивных ученых того времени. И для Дарвина, возможно, было немаловажным, что среди скептиков по отношению к гипотезе «обезьяньего» предка человека, были не только критики дарвиновской теории происхождения видов, но даже его соратники и близкие друзья.

Так, мы уже упоминали ранее о позиции Уоллеса, фактически соавтора Дарвина по теории естественного отбора, который считал необходимым допустить участие в процессе происхождения человека некоей «высшей разумной воли». Возможно, именно это послужило причиной того, что в своем письме к Уоллесу от 22 декабря 1857 года Дарвин пишет:

«Вы спрашиваете, буду ли я обсуждать «человека». Думаю обойти весь этот вопрос, с которым связано столько предрассудков, хотя я вполне допускаю, что это наивысшая и самая увлекательная проблема для натуралиста».

И как мы можем видеть, в опубликованном через два года «Происхождении видов» Дарвин действительно обходит стороной проблему происхождения человека, отделавшись от читателя всего одной ничего не значащей строчкой. Не исключено, что он не хотел в том числе портить отношения с Уоллесом и отпугивать своего «соавтора» (по крайней мере до поры до времени). Еще в 1864 году – то есть через пять лет после выхода в свет «Происхождения видов» – Дарвин посылает восторженное письмо Уоллесу по поводу его работы о человеке, и только вскользь замечает, что он, может быть, не во всех деталях согласится с Уоллесом. И лишь в 1869 году (когда работа над книгой «Происхождение человека и половой отбор» уже почти подходила к концу) Дарвин пишет Уоллесу о резком с ним расхождении в этом вопросе.

Рис. 11. Чарльз Лайель

Другим важным для Дарвина соратником был Чарльз Лайель, который ныне считается основоположником современной геологической науки (некоторым образом Лайель – «Дарвин в геологии»). Лайель активно поддерживал учение Дарвина об эволюции, изложенное в книге «Происхождение видов», и даже был одним из тех, кто убеждал Дарвина в необходимости ее публикации.

Выход в свет в 1863 году книги Чарльза Лайеля «Древность человека» имел очень большое значение для общественного мнения. В ней знаменитый геолог подтвердил взгляды французского археолога Буше де Перта о большой древности человека, показав на огромном материале одновременность каменных орудий человека и костей исчезнувших видов млекопитающих. Эта работа Лайеля привлекла внимание ученых и дала стимул к дальнейшим исследованиям в этом направлении, благодаря которым возникла впоследствии целая отрасль науки – доисторическая археология.

Однако из личной переписки Лайеля известно, что от решительного признания эволюционной теории по отношению к людям его удерживало непреодолимое отвращение к мысли о родстве человека с «грубыми скотами». Поддержка же Лайеля имела весьма большое значение для Дарвина…

Как бы то ни было, в 1871 году Дарвин все-таки опубликовал свои взгляды на проблему происхождения человека. Но начнем мы не с них, а с его представления процесса эволюции в целом, лишь небольшой эпизодом которой (с точки зрения Дарвина и других сторонников естественного развития всего живого мира) является появление человека. В рамках этой концепции просто нельзя отделить вопрос происхождения человека от теории эволюции.

Дарвин об эволюции

В соответствии с принятой ныне точкой зрения, основные принципы эволюционной теории Чарльза Дарвина сводятся к следующим положениям.

Первое. В пределах каждого вида живых организмов существует огромный размах индивидуальной наследственной изменчивости по морфологическим (то есть по строению организма), физиологическим, поведенческим и другим признакам. Эта изменчивость может иметь непрерывный, количественный, или прерывистый качественный характер, но она существует всегда.

Второе. Все живые организмы размножаются в геометрической прогрессии.

Третье. Поскольку жизненные ресурсы для любого вида живых организмов ограничены, постольку неизбежно возникает борьба за существование либо между особями одного вида, либо между особями разных видов, либо с природными условиями. При этом в понятие «борьба за существование» Дарвин включил не только собственно борьбу особи за жизнь, но и борьбу за успех в размножении.

Четвертое. В условиях борьбы за существование выживают и дают потомство наиболее приспособленные особи, имеющие те отклонения, которые случайно оказались адаптированы к данным условиям среды. Отклонения возникают не направленно – в ответ на действие среды, а случайно. И далеко не все из них оказываются полезными в конкретных условиях. Потомки выжившей особи, которые наследуют полезное отклонение, позволившее выжить их предку, оказываются более приспособленными к данной среде, чем другие представители популяции. Выживание и преимущественное размножение приспособленных особей Дарвин назвал естественным отбором.

Пятое. Естественный отбор отдельных изолированных разновидностей в разных условиях существования постепенно ведет к дивергенции (расхождению) признаков этих разновидностей и, в конечном счете, к образованию новых видов…

С первым из перечисленных ключевых положений спорить трудно. Еще Линней констатировал широчайшее разнообразие внутри видов, а Ламарк соотнес это разнообразие с эволюционными изменениями. Так что здесь Дарвин лишь повторил то, что лежит в основе теории эволюции вообще, а не только его варианта этой теории.

Второе положение Дарвин заимствовал у Томаса Мальтуса – английского священника и ученого, демографа и экономиста – автора теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле. Эти идеи Мальтус сформулировал в книге «Очерк о законе народонаселения», которая была опубликована в 1798 году и содержала в том числе положение о наличии двух прогрессий – арифметической, по которой происходит рост средств существования населения, и геометрической, которой якобы подчиняется численность народонаселения. Дарвин же просто перенес последнее утверждение на весь живой мир без каких-либо доказательств и обоснований.

Рис. 12. Томас Мальтус

Однако в реальности никакого безудержного размножения в животном мире вовсе не наблюдается. Это, кстати, может заметить любой хотя бы по количеству и возрастному составу бродячих собак. После массового отлова у оставшихся собак резко возрастает количество щенков по сравнению с тем периодом, когда собак много. В рождаемости явно заложен некий «компенсационный механизм». И этот же механизм, судя по всему, лежит в основе того хорошо известного этнографам факта, что так называемые «примитивные» племена охотников и собирателей не испытывают никаких демографических взрывов и неудержимых всплесков рождаемости.

«…лишь недавно выяснено, что животные «планируют семью» куда более строго, чем в самых смелых фантазиях предлагали мальтузианцы. Более того, свободного размножения нет даже у растений и микробов. Те немногие примеры неограниченного роста числа особей, какие приводил сам Мальтус и какие лежат в основе построений дарвинизма, являются редкими и краткими исключениями» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

«Увы, саму книгу Мальтуса почти никто в руки не брал, и даже в личной библиотеке Дарвина первый ее том не был расчеркан, второй же остался неразрезанным. А жаль – книга очень богата фактами, в том числе и опровергающими «геометрическую прогрессию». Точнее, Мальтус на нее опирался, говоря о Сев. Америке, но отвергал ее для Индии и Китая, население которых считал постоянным. К счастью, теперь мы знаем, что «геометрическая прогрессия размножения» – наивное заблуждение Мальтуса. Она равно плохо описывает и общество, и природу» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Любопытна в данном случае серия экспериментов, которая была не так давно проведена с крысами. Крыс содержали в изолированном помещении, где у них была возможность проявлять активность, их кормили и поили, и они могли свободно размножаться – причем верхний предел поднятия численности популяции (по условиям содержания) доходил до нескольких десятков тысяч особей. В первое время крысы были активны, у них действительно наблюдался всплеск размножения. Однако это продолжалось лишь до определенного момента, когда численность достигала примерно тысячи особей или чуть больше. Затем произошел выход на линейный участок, когда популяция некоторое время оставалась на достигнутом уровне без значительных изменений в поведении. А затем у крыс наступила апатия. Уровень размножения резко спадал и популяция… вымирала. Более того, когда отдельно отобрали и изолировали наиболее активных, они все равно достаточно быстро впали в ту же апатию и вымерли, не дав потомства. Этот эксперимент повторялся несколько раз и результаты всегда были схожими.

Как видим, эмпирические исследования вовсе не подтверждают мальтусовского положения о геометрической прогрессии в росте численности вида.

Рис. 13. Крысы против Мальтуса и Дарвина

Но рост численности вида по геометрической прогрессии, согласно Дарвину, является причиной возникновения конкуренции за ресурсы питания, оказываясь таким образом одной из движущих сил естественного отбора. А если положение о геометрической прогрессии в росте численности вида не соответствует реальности, то исчезает сама основа для конкуренции и естественного отбора, который, по всей логике дарвиновской теории, должен был возникать лишь в тех самых случаях, которые на деле «являются редкими и краткими исключениями»!.. А тогда получается, что и эволюция должна была идти лишь в этих «исключительных» случаях!.. И третье положение дарвиновской теории банально просто повисает в воздухе…

Перейдем теперь к четвертому положению из перечисленных выше. Здесь необходимо уточнить, что сам Дарвин не считал, что отклонения у конкретных особей возникают абсолютно случайно. В этот термин он вкладывал несколько иной смысл, что ясно видно из следующей его фразы.

«Я до сих пор иногда говорил так, как будто изменения... были делом случая. Это, конечно, совершенно неверное выражение, но оно служит для показа нашего незнания причины каждого конкретного изменения» (Ч.Дарвин).

Ясно, что наше собственное незнание совершенно не означает случайной природы самого феномена.

«Как быть? Подчеркивать ли впредь, что перемены в строении организмов идут по каким-то четким (как химические реакции), пусть и непонятным, законам? Дарвин пробовал делать так, но въедливые критики наперебой зашумели, что этим Дарвин отказывается от принципа естественного отбора: выходит, что облик организма определяется прежде всего теми возможностями, какие предоставляются законами изменчивости, отбор же выступает не автором, а лишь цензором. Вот Дарвину и приходилось говорить, что первичные изменения не направленны, а случайны» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Дарвину оставалось лишь надеяться на будущие поколения исследователей, которые, располагая гораздо большим массивом данных, смогли бы разобраться в природе законов изменчивости. Но его последователями данная задача так и не была решена.

«Что же касается самой проблемы случайности, то она так и застыла в дарвинизме в том виде, как ее оставил Дарвин: хотя каждое наследственное изменение в каждой своей стадии происходит по вполне определенным законам (это ясно показала молекулярная генетика), однако проследить все взаимосвязи между этими стадиями и их причинами не удается, так что дарвинизм поныне утверждает, что наследственные изменения случайны» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Рис. 14. Юрий Викторович Чайковский

Весьма серьезный удар по четвертому (а заодно и пятому) положению теории Дарвина нанесла статья английского инженера Флеминга Дженкина, которая появилась в июньском выпуске журнала «North British Review» за 1867 год. Автор ее решил не скромничать и назвал статью так же, как называлась и книга Дарвина – «Происхождение видов». Последствия же этой статьи ныне упоминаются как «кошмар Дженкина».

«То, что предпринял Дженкин, можно назвать первой успешной попыткой логического анализа дарвинизма.

Не будем, писал Дженкин, обращать внимание на недостатки фактического обоснования идеи естественного отбора; допустим, что все примеры, которые приводит или предполагает Дарвин, правильны, и проследим, что из них следует. Может ли естественный отбор выбирать новые качества и скрещивать разновидности так же, как это делает селекционер? Да и сами возможности человека увеличивать различия между породами – разве безграничны? По Дарвину, естественный отбор отличается от искусственного только тем, что действует медленнее; но почему же надо считать, что естественный отбор может сделать то, чего селекционеру никогда не удавалось достичь? Если, скажем, за шестьдесят лет можно вывести новую породу голубя, то разве из этого следует, что за какое-нибудь время из голубя можно вывести дрозда? (А тем более, добавлю от себя, вывести птицу из пресмыкающегося).

Только дикарь, продолжал Дженкин, глядя, как ядро вылетает из пушки, может решить, что в конце концов оно долетит до звезд. И скорость ядра, и размах наследственных вариаций стремительно убывают по мере удаления от исходной точки. Поэтому нет никаких оснований ожидать, что подходящие изменения будут накапливаться…

Главный пункт у Дженкина – поглощающее влияние скрещивания.

Предположим, что появился вариант, более удачный, чем существующие нормальные организмы данного вида. Спрашивается: с кем ему скрещиваться? Если вокруг имеются лишь нормальные особи, то шансов передать полезное новшество нет: уже через несколько поколений оно будет «засосано болотом» обычных организмов. Следовательно, никакая уникальная вариация (..) не может иметь значения для эволюции. Существенны только массовые отклонения индивидов от нормы. А они, эти массовые отклонения… никогда не выводят новую разновидность за рамки существующего вида.

Остается предположить одно из двух: либо новая вариация не должна теряться при скрещиваниях, либо она должна возникнуть сразу у значительного процента особей. Однако, заметил Дженкин, обе гипотезы отрицают суть дарвинского учения. Первая противоречит наследственности, какой она выглядит в природе и как ее описывает сам Дарвин; вторая же, если ее допустить, приводит к порочному кругу: чтобы распространиться, новая вариация уже должна быть достаточно распространенной» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Рис. 15. Флеминг Дженкин

Дарвин вынужден был признать серьезность и убедительность доводов Дженкина, и это было критическим моментом для его теории. В пятом издании «Происхождения видов» он вынужден был допустить существование каких-то внешних или внутренних механизмов, которые синхронизируют изменчивость у разных особей и закрепляют удачные приобретения у потомков.

«Эти механизмы автор «Происхождения», скрепя сердце, заимствовал из несимпатичной ему теории Ламарка: влияние климата, упражнения органов и т.д.» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

И это было для Дарвина реальным кошмаром, поскольку как синхронизацию изменчивости у разных особей, так и природу ее механизмов его оппоненты вполне могли объявлять (и объявляли) действием некоей «божественной воли», а Дарвин стремился во что бы то ни стало обойтись без «божественного вмешательства» и свести все эволюционные процессы к действию исключительно естественных (более того – именно сугубо материальных!) причин и механизмов…

В 1922 году советский зоолог и географ Лев Семенович Берг довел идеи Дженкина о поглощающем влиянии скрещивания до их логического финала, сформулировав теорию номогенеза (о ней чуть далее). В своей книге Берг на основе эмпирического материала показал, что естественный отбор является вовсе не двигателем образования новых видов, а наоборот – их тормозом.

«Над действием естественного отбора пока произведено немного наблюдений. Но все известное по этому вопросу говорит за то, что естественный отбор, вопреки мнению Дарвина, вовсе не отбирает счастливые уклонения, обрекая на гибель остальные, а напротив – сохраняет норму. Он является деятелем не прогрессивным, а консервативным. Естественный отбор отсекает все уклонения от нормы как в сторону плюса, так и минуса, как счастливые, так и несчастные, закрепляя средний, нормальный образец (standart)» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Вот так…

Условности времени

Возникает закономерный вопрос – если теория Дарвина базировалась на таких сомнительных и даже просто ошибочных положениях, то почему она получила столь широкую популярность и поддержку, что ныне фактически превратилась в доктрину?.. И почему такое положение заняла именно эта теория, несмотря на то, что еще до Дарвина об эволюции писали более двух сотен различных авторов?..

«Прежние уверения – что Дарвин доказал свои идеи фактами, всякий может проверить сам, почитав его книгу. Фактов там много, но касаются они изменчивости, а не отбора. Есть параграф «Примеры действия естественного отбора», где даны «два воображаемых примера»: волки разной быстроногости и цветки разной сладости. Более реальных примеров отбора в трудах Дарвина нет, в том числе и в «Длинной рукописи» (содержащей, как считалось до ее опубликования в 1874 году, все недостающие аргументы). Успех дарвинизма был явно вызван чем-то другим…

Отбор вообще мало интересовал большинство читателей. Он был неким символом, как бы формулой, которой пользуются, не интересуясь, верна ли она. Просто для победы идеи эволюции настало время, и обществу оказалось достаточно того, что известный натуралист объявил, что знает механизм этого явления» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Говоря другими словами, Дарвина просто «подняли на щит», а его вариант теории эволюции стал играть в обществе роль «красного флага», под которым массы двинулись вперед по пути признания эволюции в природе.

И еще один немаловажный момент.

«Мне видится верной та мысль из английского сборника (1859: Entering in age of crisis. Bloomington, 1959), что победу дарвинизма предопределило общее падение религиозности в 1850-х годах, а книга Дарвина лишь дала повод. Тысячелетиями эволюцию признавали единицы и вдруг, в течение полугода, стало признавать большинство, хотя Дарвин не привел ни одного нового факта, да и из прежде известных взял малую часть – ту, которая подтверждала феномен изменчивости.

Идея эволюции стала вдруг презумпцией для общества потому, что ему был Дарвином дан повод (голословное, но наглядное объяснение – отбор полезных наследуемых вариаций) и оно к этому моменту созрело для такого повода (статьи о «проблеме вида» появлялись в западной научной периодике 1858-59 гг. едва ли не каждый месяц). А созрело общество потому, что религиозность проходила тогда на Западе через свой очередной минимум» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

И я бы даже усилил данный момент. Это был период не только падения религиозности, но и поиска обществом какой-то конструктивной альтернативы религиозным догматам. Нужно было что-то в противовес «божественной воле» и текстам Ветхого Завета.

При долгом доминировании лишь одной идеи очень часто бывает, что в качестве альтернативы выбирается ее прямая противоположность. Так и в данном случае – альтернатива выбиралась в своем крайнем варианте. Вместо «авторитета Библии» – естественнонаучные теории, вместо догматов религии – материализм. Общество психологически готово было принимать именно такой крайний вариант. Более того – оно было готово принимать только (!) такой крайний вариант.

Следствием этого максимализма общества явилось и то, что целый ряд наук в то время складывался непосредственно в процессе противостояния не только догматам, изложенным в текстах Ветхого Завета, но и всем утверждениям, имеющимся в этих текстах. Противостоять – так всему, спорить – так со всем!..

И одним из важнейших моментов в Библии, которому требовалось в такой ситуации противостоять, был широко известный сюжет о Всемирном Потопе. Именно вокруг подтверждения или опровержения Всемирного Потопа шли все главные теоретические споры, например, в такой складывавшейся науке, как геология. Победил в этом противостоянии так называемый актуализм – направление, автором которого ныне считается Чарльз Лайель, активно поддерживавший дарвиновскую теорию эволюции. Невзирая на многочисленные геологические следы катастрофических событий в прошлом, Лайель отрицал вообще всякую возможность катастроф. И эта крайняя его позиция обуславливалась как раз тем, что обществу нужна была теория, которая отрицала бы все содержимое Ветхого Завета – в том числе и Всемирный Потоп. Но Потоп – это катастрофа, а посему – долой и все катастрофы вообще...

Рис. 16. Всемирный Потоп (И.К.Айвазовский, 1864 г.)

Аналогичным результатом такого максимализма явилось и то, что Дарвин также категорически отрицал какую-либо роль катастроф в процессе эволюции. И это несмотря на то, что к тому времени многие палеонтологи уже выявили неоднократные периоды странных быстрых перемен в содержимом древних отложений, и эти резкие перемены вполне можно было связать с результатом воздействия катастроф.

Эту очередную ошибку Дарвина нынешние дарвинисты обходят молчанием, поскольку уже давно практически никто из палеонтологов и биологов не отрицает не только реальность катастроф, но и их важнейшую роль в перемене главенствующих видов в разные периоды прошлого.

Однако именно из-за отрицания роли катастроф, приводящим к очень быстрым переменам, Дарвин утверждал, что изменения свойств одних видов и появление других видов является результатом сугубо постепенного, а потому и очень медленного процесса.

Чтобы избежать противоречия между этими своими убеждениями и реальными данными, Дарвин сделал все-таки небольшой «реверанс» в сторону возможности относительно быстрых перемен – но только относительных: «...периоды, в течение которых вид претерпевает изменение, хотя и продолжительны, если измерять в годах, все же кратковременны по сравнению с периодами, когда он остается неизменным» (Ч.Дарвин, «Происхождение видов»).

Но все-таки Дарвин предпочитал другой вариант объяснения, который не затрагивал положения о медленных изменениях. Он (сделав еще одну ошибку) выдвинул так называемый «принцип неполноты палеонтологической летописи», против которого возражали (и возражают) многие палеонтологи. И ровно то же самое сделал Чарльз Лайель, выдвинувший «принцип неполноты геологической летописи», поскольку только так удавалось в геологии увеличить длительность разных периодов, чтобы ее стало достаточно для медлительной «эволюции по Дарвину».

Справедливости ради следует уточнить, что под «неполнотой» палеонтологической летописи Дарвин понимал прежде всего нехватку соответствующих знаний. Из такой позиции следовало, что по мере накопления данных о древних ископаемых, «неполнота» палеонтологической летописи должна была сокращаться. Однако дальнейшее развитие палеонтологии показало, что знание накапливается, а наличие резких переходов от одной древней эпохи к другой при этом никуда не исчезает.

Более того, в середине ХХ века были проведены эксперименты, в которых выявился не медленный и постепенный, а совсем иной характер процесса образования новых видов. Речь идет о серии опытов, проведенных в конце 1950-х – начале 1960-х годов советским биологом Георгием Шапошниковым. В этих опытах исследователь перемещал тлю, питающуюся соком яблонь, на совершенно других «хозяев» (например, щавель и другие травянистые растения).

«В двух словах: тли – насекомые-монофаги, т.е. каждый вид тли питается на своем виде растения. И вот Шапошников пересаживал тли с одного растения на другое, и они при этом дохли и дохли. Но, если зайца долго бить, он научится спички зажигать. Наконец, нашлись уроды, которые начали жить на соседнем виде растений» (К.Еськов, лекция «Палеонтология и макроэволюция» 10.04.2088 на Полит.ру).

Более того – через некоторое время у тех особей тли, которая прижилась на новом «хозяине», появились определенные морфологические отличия от своих предков, то есть, по всем формальным признакам, образовался новый вид.

Заметим попутно, что данные эксперименты однозначно опровергли утверждение креационистов, что якобы в реальности не наблюдается никакого появления новых видов – утверждение, которое и до сих пор порой фигурирует в их публикациях, направленных как против Дарвина, так и против других эволюционистов. Аналогичные же эксперименты американских исследователей с дрозофилами поставили окончательную точку в этом споре – новые виды действительно образуются. Образование новых видов – уже не теоретическое умозаключение или предположение, а реальный факт!..

Но вернемся к опытам Шапошникова.

В ходе этих опытов выяснилось, во-первых, что приспособление тли к новому «хозяину» происходило вовсе не постепенно, а отчетливо скачкообразно. Во-вторых, на это потребовалось весьма немного времени – всего порядка десятка поколений и в сроки, измеряемые месяцами. То есть видообразование происходило фактически «мгновенно» (по дарвиновским меркам). И в-третьих, приспособление шло сразу по массе выживавших особей, а вовсе не у одной, то есть имела место ярко выраженная «скоординированность» эволюционных изменений в экспериментальной «популяции». Все это в корне противоречит основным представлениям Дарвина. Равно как им противоречит и то, что в ходе этих экспериментов отчетливо проявилось наследование приобретенных признаков (то, о чем писал еще Ламарк).

Замечу, что косвенно опыты Шапошникова подтверждают и важную роль катастроф для видообразования – ведь при катастрофах вполне может происходить исчезновение привычной кормовой базы, и пересадка тли на новых «хозяев» в опытах фактически моделировала данные последствия катастроф.

Рис. 17. Смертность личинок тли при пересадке на разные растения

Как видим, основная масса базовых положений теории Дарвина не выдерживает не только критики со стороны логики, но и (что гораздо более важно) проверки эмпирическими данными. В таких условиях учение, возведенное, увы, в ранг господствующей доктрины, перестает описывать реальность, все дальше уводя от нее своих последователей. Закономерный результат такого отрыва теории от реальности, на мой взгляд, очень хорошо отражает следующая мысль Ю.Чайковского, две части которой я только поменяю местами:

«Дарвинизм, будучи единственным преподаваемым учением, донельзя суживает кругозор исследователей… Итог узости кругозора нам уже виден – публика ныне возвращается к идее творения» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Ситуация очень сильно начинает напоминать состояние в середине XIX века – общество вновь готово шарахнуться из одной крайности в другую, только теперь в обратном направлении. Однако стоит ли вновь наступать на те же грабли?..

Заметим, что, во-первых, ошибочность Дарвина даже в самых базовых положениях его теории эволюции еще не означает ошибочность самой идеи эволюции. Во-вторых, имелось и имеется масса других теорий эволюции. И в-третьих, опыты Шапошникова (как и другой весьма многочисленный эмпирический материал) не опровергают эволюцию, а подтверждают ее.

И если мы хотим описывать и объяснять реальность, а не витать в собственных фантазиях или сугубо теоретических построениях, то надо прежде всего опираться на эмпирический материал. И уже после этого строить такую теорию, которая объясняет данный эмпирический материал, а не загоняет его в прокрустово ложе какой-либо доктрины. А уж куда выведет нас логика этой теории – к творению или к сугубо естественным процессам и причинам – может стать понятным лишь в самом конце. И вовсе не обязательно, что выбор в финале сведется лишь к двум упомянутым крайностям.

Чтобы наглядно показать, что возможны на самом деле самые разные варианты, мы на время отойдем от центральной темы книги и ненадолго окунемся в другую сферу – в геологию. Хотя это и не потребует от нас отрываться полностью от анализируемой темы, поскольку мы обратимся к довольно частной геологической проблеме, которая уже упоминалась ранее и которая все-таки имеет некоторое косвенное отношение к вопросам эволюции – к проблеме Всемирного Потопа.

Это начало книги. Продолжаю:

http://s30662109275.mirtesen.ru/blog/43046353567/2--Genetich...

Вместе с водой выплеснули и ребенка