180 лет назад, 9 мая 1839 года, в номере одной из петербургских гостиниц был найден мертвым поручик Ян Виткевич, прославившийся в ходе своих тайных и официальных миссий в Средней Азии и Афганистане. Что это было – самоубийство или убийство по политическим мотивам, позже тщательно замаскированное под суицид?..

Родился Ян Виткевич близ Вильно (ныне – Вильнюса) в семье мелкопоместных польских шляхтичей в 1808 году. Сама Речь Посполитая, вследствие постоянных раздоров собственной шляхты, к тому времени уже 23 года как прекратила свое существование, будучи разделенной «по-братски» между соседями с более вменяемой и стабильной политической системой – Россией, Пруссией и Австро-Венгрией. 
В 14 лет подросток был арестован и отправлен в далекий Оренбургский край, отбывать наказание в качестве рядового местного пехотного полка.
Формальной причиной этого было участие Яна в подпольной организации «Черные братья». Впрочем, есть мнение, что на самом деле сии «подпольщики» представляли для царя опасности не больше, чем члены пресловутого «Союза меча и орала», организованного героем «12 стульев» Остапом Бендером, для Советской власти. 
То есть представляли собой лишь группку мечтающих о подвигах во имя «веры и отечества» (польского, конечно) мальчишек, имевших глупость «попасть под раздачу» как раз проводившейся тогда в Виленском крае «кампании по искоренению заговоров».
А «застрельщиком» этой самой кампании стал один из сподвижников императора Александра I, будущий премьер Новосильцев, таким образом пытавшийся очернить другого царского друга, на тот момент уже экс-главу МИДа Адама Чарторыйского. Кстати, тоже польского магната из древнего рода.
Просто к тому времени пан Чарторыйский уже был оттеснен от большой политики, но все еще обладал некоторым влиянием на императора. Пусть даже будучи к тому времени достаточно скромным «куратором» Виленского учебного округа. 
Вот и решил господин Новосильцев через доверенных «правоохранителей» изобличить в Вильно «антигосударственный заговор», возникший, как минимум, при попустительстве Чарторыйского. А как максимум – даже под его руководством.
На деле, бывший министр иностранных дел от полицейской активности практически не пострадал. Но вот в Виленском университете и гимназии действительно пересажали немало подростков, большей частью безобидных мечтателей о былой славе Речи Посполитой. Хотя, конечно, дорасти эти «детишки» до начала 30-х – вспышки крупномасштабного антироссийского восстания в Польше, – как знать, не превратились ли бы их мечты в реальный кровавый мятеж…

***  

Как бы там ни было, но юный шляхтич (приговором суда лишенный этого звания) Ян Виткевич был направлен в качестве наказания служить в Оренбуржье простым солдатом. Другое дело, что, как гласит популярная поговорка, «ум и опыт не пропьешь и в карты не проиграешь». А потому, пусть и лишенный формально дворянских привилегий, молодой аристократ-рядовой по интересам и навыкам все равно оставался все тем же гимназистом и потенциальным студентом.
И до этого зная несколько европейских языков, Виткевич очень скоро выучил еще и несколько местных наречий, став настоящим «полиглотом», умевшим говорить на языках 19 народов. В силу этого начальство, относившееся к ссыльным полякам достаточно гуманно, предпочитало использовать такого солдата не в качестве «пушечного мяса», а для более ответственных задач.
В конце 20-х годов 19 века, например, Ян Викторович сопровождал всемирно известного немецкого ученого Александра Гумбольдта в его экспедициях по Средней Азии. Впрочем, однажды даже задумав побег, от которого его, правда, отговорили.
Именно Гумбольдт «замолвил словечко» за опального экс-шляхтича перед самим царем. И последний вскоре смягчил участь Виткевича, сделав возможным чуть позже его производство в офицерский чин. 
Собственно говоря, этот акт сам по себе практически был равен полной реабилитации. Ведь, во-первых, даже самый младший офицер, прапорщик, автоматически становился наследственным дворянином. Во-вторых, согласно еще «Манифесту о вольности дворянской» Екатерины Второй любой офицер, начиная с того же прапорщика, мог в любой момент уйти в отставку с военной службы, отправляясь на все четыре стороны. 
То есть, спустя 10 лет после пребывания в Оренбурге, Ян Виткевич мог вполне свободно уехать обратно, в европейскую часть России и даже, при желании, эмигрировать за рубеж. Что, в общем, и делали достаточно многие представители польского дворянства, позже изливая свою желчь на «проклятую Россию» из «благословенного забугорья». А часто и служа врагам России за франки и особенно за фунты стерлингов. 

***

Однако молодой офицер такой путь отверг. Вместо этого занявшись делом и более интересным, но и более опасным. А также очень нужным России. Он стал выполнять разведывательные и дипломатические миссии в Средней Азии и на Среднем Востоке.
Да в общем, и офицером Виткевич был не самым обычным. Фактически, а позже и официально, он работал помощником и адъютантом самого генерал-губернатора Оренбурга Василия Перовского, представлявшего собой не просто обычного «главу администрации» своего времени, но одновременно и командующего войсками пограничного округа и даже, по большому счету, «наместника» царя с очень большими полномочиями. Чему очень способствовала его личная дружба с императором Николаем I. Последнему не мешало даже участие Перовского в «ранних» декабристских организациях.
Одна из наиболее опасных экспедиций Виткевича была в Бухару – в 1835 году. Ехать туда ему пришлось переодевшись, перевоплотившись в местного уроженца. Благо, в туземной одежде от какого-нибудь узбека или афганца отличить загоревшего польского шляхтича было очень сложно. А иначе никак – любого христианина в Бухаре могли казнить без всяких дополнительных причин.
Все подробности этой экспедиции неизвестны до сих пор. Считается, что Ян Викторович собрал в ее ходе немало ценных сведений военного и экономического характера, вел переговоры об освобождении русских пленных. Но главное – познакомился с послом афганского эмира Дост-Мухаммед-шаха, искавшего контактов с Россией – Гусейном Али.
После благополучного возвращения из опасного путешествия вместе с афганским послом, Виткевич отбыл в Петербург. Неизвестно, принимал ли его царь, но в обратный путь бывший осужденный за антиправительственный заговор шляхтич отбыл уже в качестве российского посланника.

***

Впрочем, официальный статут теперь уже поручика был не столь почетен, как, скажем, у не так давно погибшего российского посла в Иране Грибоедова. Ни тебе пышной делегации, ни вменяемой охраны. По сути, добираться до Кабула Виткевичу пришлось по большей части тайно. В первую очередь, избегая встреч с британскими агентами, чья империя уже давно начала вести с Россией «Большую Игру» за влияние в Индии и в Средней Азии.
В тоже время, и жизнь «разведчика-нелегала» Виткевич, по прибытию в Кабул, тоже не вел. Уже не скрывая свой статус представителя России и даже порой участвуя в дуэлях, когда оказывалась затронутой его честь, как офицера и дворянина.
Но, конечно, помимо «официально-дипломатической» миссии Ян Викторович занимался и неофициальной, разведывательной работой, разбираясь в хитросплетениях местной политики, раскладах между враждующими феодальными родами, интересами местных купцов и т.д. О чем и составлял подобные записи-отчеты.
К сожалению, взаимоотношения между государствами зависят не только от профессиональных качеств самых талантливых дипломатов. Так получилось и с Виткевичем. Он уже практически подготовил к подписанию договор между Россией и Афганистаном, выгодный для обоих стран, но тут возмутились англичане. В итоге Николаю I, не хотевшему доводить дело до войны, пришлось не только отозвать своего посла из Кабула, но еще и сменить посла в Тегеране, который также в меру своих сил помогал установлению дружеских отношений между россиянами и афганцами.

***

В любом случае, возвращение Виткевича в мае 1939 года в Петербург было, в некотором смысле, триумфальным. О его миссии в Кабуле и тамошних подвигах (без кавычек) с восхищением писали не только российские, но и иностранные газеты. 
И вдруг, утром 9 мая его тело с простреленной головой обнаружили в гостиничном номере. Рядом валялся разряженный пистолет и предсмертная записка, в которой не только указывалось намерение офицера совершить суицид, но и сжечь все свои бумаги, а также скрупулезная просьба раздать из накопившегося за 2 года жалованья все имевшиеся долги.
Правда, о причине покончить собой в записке не говорилось ничего. Что и тогда, и доныне дает почву для целой массы предположений на этот счет.
Одним из первых стала версия британского пехотного генерала – дескать, Ян Викторович собрался встретиться с министром иностранных дел России Нессельроде, но тот якобы заочно ответил, что «не знает никакого поручика Виткевича, хотя слыхал об авантюристе с такой фамилией, который недавно занимался интригами в Кабуле и Кандагаре». 
В ответ незаслуженно обиженный герой написал письмо, полное упреков, и пустил себе пулю в лоб. Заодно в отместку предав сожжению все свои ценнейшие дипломатическо-разведывательные записи.
Впрочем, удивительная осведомленность англичанина о делах в далеком от Туманного Альбиона Петербурге (и это когда не было вездесущего Интернета, а новости доходили даже между евростолицами за дни и недели) поневоле наталкивается на мысль, высказываемую юристами еще Древнего Рима при расследовании преступлений – «ищи, кому выгодно!» 
А ведь гибель талантливейшего российского разведчика и дипломата, гениальнейшего и единственного в своем роде «эксперта по вопросам Афганистана», не говоря уже об исчезновении его ценнейших записей, была выгодна в первую очередь именно Англии. Так что в этом смысле цитированное мнение британского военного очень даже укладывается в эту версию.
Правда, вскоре один из высокоранговых чиновников МИДа из «Азиатского департамента», наоборот, отметил, что Виткевича не только никто не оскорблял, но, наоборот, офицеру пообещали повышение в звании, да еще и с должностью в гвардейском полку. Не говоря уже о прочих прилагающихся наградах.
В связи с чем, думается, те же англичане, пустили слух о более «романтической» причине якобы самоубийства Виткевича. Вроде бы накануне роковой ночи к нему зашел один из бывших друзей (которого уже вообще никто не видел), польских шляхтичей-мятежников, и горько упрекнул за то, что тот теперь служит «врагам Польши». После чего герой не выдержал угрызений совести и застрелился.
Ну да, какая интересная штука совесть, оказывается. 16 лет ничуть не беспокоила, а потом вдруг «загрызла». И чего только не меньший патриот Польши, вышеупоминавшийся князь и глава МИДа России при Александре I Адам Чарторыйский в петлю от своего «предательства» не полез?
Чем-то такая версия напоминает анекдот последних времен о том, как «новый русский» берет крупный кредит в банке без залога.

– А вы не боитесь мне давать такую крупную сумму в долг, вдруг я ее не верну?
– Нет, не боимся.
– А почему?
– Вы тогда не выдержите угрызений совести и не сможете жить.
– А когда это еще случится?
– Да вот, если 5-го числа долг не заплатите, то 6-го уже и не выдержите... 

***

Собственно, даже не факт, что потенциальное убийство совершила именно английская разведка. И без тогдашних «джеймс-бондов» в Петербурге хватало их «агентов влияния», матерых «англофилов», которые и сами могли подсуетиться, дабы помешать своей стране «прищемить хвост» столь горячо уважаемой ими «цивилизованной Британии».
Вон, императору Павлу I, как только он послал казаков атамана Платова «насыпать соли на хвост» британским колониальным войскам в Индии, очень оперативно «нанесли апоплексический удар табакеркой в висок». А что уж говорить о простом, пусть и незаурядном в своем таланте, офицере и дипломате? 
Записку он предсмертную написал? Так оригинал ее, по странной случайности, в архивах МИДа не сохранился. Только копия, но, конечно, не фотографическая, а рукописная. То есть, провести почерковедческую экспертизу – действительно ли предсмертное письмо писал лично Виткевич – не представляется возможным.
Бумаги он сжег? А что, кто-то смог проверит, пепел от каких именно записей остался лежать в камине гостиничного номера? Такое и современной криминологии не под силу, во всяком случае, если пепел смят в «пыль».
Хотя да – некоторые друзья Виткевича в своих воспоминаниях действительно вскользь упоминают, что он вроде говорил относительно приступов меланхолии и раздумывал, не стоит ли ему покончить собой…
Так что спор вокруг истинной причины этой загадочной смерти по-прежнему не закрыт – и вряд ли когда-нибудь это случится...
Бесспорно одно – имя Яна Викторовича Виткевича навсегда останется занесенным «золотыми буквами» в список настоящих героев, офицеров, незаурядных разведчиков и дипломатов, истинных патриотов нашей великой Родины, России…