Атанасиус (Афанасий) Кирхер и его всенаука
Кирхер владел искусством налаживать связи между, казалось бы, совершенно разными вещами и понятиями. «Omnia in omnibus», что переводится как «всё во всём», было его девизом. Обратной стороной его натуры была страсть к тайнам, скрытым аналогиям, кодам и магическим трюкам. Если бы можно было охарактеризовать Кирхера одним словом, то, безусловно, можно назвать его магом. Нет, он был не тем магом, который читает заклинания и пускает молнии. У Кирхера было мышление мага. Он видел мир иначе, чем все остальные, и это помогало ему расширять свои знания сомнительным, с современной точки зрения, путем.Убежденность Кирхера в том, что «всё есть во всём», неизбежно вела к поиску связей и почти болезненной потребности в систематизации. Его творчество, как энциклопедия, охватывает все области науки. Он написал монументальные труды по математике, медицине, геологии, географии, геодезии, археологии, астрономии, теологии, алхимии, чудесах и политике. Он придумал множество механических машин, сконструировал магнитные часы, примитивный калькулятор и аппарат для геодезических расчетов. Жадно набросился на изобретения того времени вроде телескопа и микроскопа: он смог распознать солнечные пятна там, где их никто не видел, и разглядел бациллу чумы прежде, чем микроскоп был усовершенствован для наблюдения за бактериями.
Во время своих бесчисленных путешествий, от границ Европы и до самого Китая, Кирхер занимался геологическими исследованиями, наблюдал за действиями приливов и отливов, брал пробы почв, а после извержения Везувия даже спустился по веревке в кратер, чтобы сделать замеры изнутри.
Но больше всего после своих бесчисленных путешествий Кирхер кичился знанием языков. Он был известен как полиглот, владевший восемнадцатью языками, среди которых был китайский. Его великолепно оформленный труд «Иллюстрированный Китай» (China Illustrata) был энциклопедией Китая, которая объединила точную картографию с мифическими элементами, такими как драконы.
В 1663-м году выходит его книга «Polygraphia» с описанием «полиглотического кода на пяти языках», который мог использоваться для шифрования и передачи сообщений на латинском, итальянском, французском, испанском и немецком языках, при этом декодирование могло производиться на любом из указанных языков.
Чуть позже Кирхер сконструировал бюро для #тайнописи, с таблицами на рейках, чтобы можно было быстро шифровать и расшифровывать письма. В одной из своих книг он приводит пример письма, на первый взгляд совершенно невинного, но содержащего тайное послание «предъявитель сего – предатель и убийца».
Кирхер видел во всем так много скрытых связей, что со стороны это может показаться манией. По всей видимости именно подозрительность побудила его к созданию прослушивающих систем, которыми был нашпигован учрежденный им кабинет диковин - «Музей Кирхерианум» в Collegio Romano.
Самую же большую известность на поприще лингвистики и криптографии Кирхеру принес его монументальный труд «Эдип Египетский» (Oedipus Aegyptiacus, 1652–1655), в котором он предпринял попытки дешифровки египетских иероглифов. В книге Кирхер пишет, что эти таинственные знаки скрывают то, что осталось от знания, которое Бог открыл людям до Потопа. Он считает Египет колыбелью всех знаний. До того, как Шампольон откроет смысл иероглифов (1822), работы Атанасиуса Кирхера о Египте будут считаться основополагающими. Сам Папа Александр VII брал у него уроки чтения иероглифов.
«Страсть Кирхера к Египту заставляет его углубляться в сложнейшие географические изыскания, в процессе которых он приходит к египетскому городу под названием Гелиополис, или «civitas Solis», Город Солнца. Он говорит, что арабы называли этот город «Ainschems», то есть «глаз Солнца», и что там в храме Солнца было чудесное зеркало, сооруженное с величайшим искусством таким образом, что оно отражало солнечные лучи».
В своей книге "Великое искусство света и тени" (1647 г.) Кирхер описал конструкцию из параболических зеркал, способных зажигать дерево на любом расстоянии. В этой книге есть интересная гравюра, которая почти на три столетия опередила "Звездные войны" Джорджа Лукаса: в верхнем левом углу изображено параболическое зеркало, используемое для сбора солнечных лучей и фокусировки их на цели.
Кирхер так же использовал систему зеркал для конструирования сумасшедших солнечных часов – это хобби породило фантастический часовой механизм, работающий при помощи зажигательных стекол и пара и каждый час издающий новый паровой гудок.
Еще Кирхер разрабатывал впечатляющие оптические иллюзии и явные провокации. Так он описал средство вынудить вражескую армию к отступлению: запустить ночью бумажного змея в виде дракона, со свечами внутри, и надписью «Ira Dei» (лат. - «Гнев Божий»).
Но больше всего Кирхер запомнился жителям Рима, где он занимался преподавательской деятельностью. Он как одержимый носился с идеей создания кино. Вопреки истине во многих источниках он упоминается как создатель «волшебного фонаря» (Laterna magica). Однако, Кирхер был первым, кто использовал проектор для впечатляющих представлений, где помимо изображения в ход шли и звуковые эффекты.
Кирхер известен своими опередившими время работами в области акустики, где им разрабатывалась волновая теория звука. Он разработал акустический усилитель и выдвигал идею создания цветомузыкальных инструментов, а также был автором известной «Теории аффекта» о специфическом воздействии музыки на эмоции и психику человека. Он же, очевидно, первым из европейцев пришел к идее программируемого музыкального инструмента.
При жизни Атанасиус Кирхер пользовался огромным уважением в среде европейских интеллектуалов и правителей. Уже одно это могло обеспечить Кирхера любой поддержкой в его исследованиях и начинаниях. Но стоит отметить, что у Кирхера была предпринимательская жилка, поэтому он знал, как распорядиться созданным богатством из своих научных работ, коих при его жизни вышло более 40. Кирхер продает эксклюзивные права на издание и переиздания большинства своих книг амстердамскому издателю Иоанну Вейсбергу (Joannes Janssonius van Waesberge) за весьма солидную по тем временам сумму.
Готфрид Вильгельм Лейбниц был так увлечен научными трудами Кирхера, что написал ему письмо с пожеланием бессмертия. А знаменитая работа Лейбница «Рассуждения о комбинаторном искусстве» вышли после интенсивной переписки с Кирхером об «Ars magna» – проекте систематической энциклопедии, где все науки выводились бы из уже известного через подстановку. Отправной точкой здесь была тотальная аналогия всех вещей. К чему-то похожему стремился и Декарт.
Если все заключено во всем, то должна существовать всенаука, объединяющая все сразу. Это и была навязчивая идея Кирхера, которая в итоге подтолкнула его к созданию всеобъемлющей машины и единственной таблицы (Tabula alphabetorum artis nostrae – алфавитная таблица наших знаний), откуда комбинаторно можно вывести «все возможное».
Необычный « суперкомпьютер » под названием Organum Mathematicum (или «математический орган»), который Кирхер описывал как «машину, соединяющую все противоположности», позволял выполнять сравнительно несложные арифметические, геометрические и астрономические вычисления. «Краткое руководство по работе с органом» (как назвали бы это сейчас) составляло книгу объемом примерно 850 страниц.
Его всенаука достигла своей кульминации в «Искусстве сочетания», где он предпринял самую масштабную попытку охватить мироустройство комбинациями слов и чисел, и таким образом разрешить все загадки мира. Безусловно, в этой страсти проглядывается давнее увлечение Кирхера кабалой – метафизической системы, посвященный в которую должен был прийти к познанию Вселенной. Стоит отметить, что Кирхер был одним из самых известных последователей герметико-кабалистической традиции.
В заключение хочется напомнить, что Атанасиус (Афанасий) — это греческое имя, означающее "бессмертный". Кирхер при жизни пользовался бешеной популярностью, но после смерти он был предан анафеме. Но это еще не конец, ведь его работы вызывают неподдельный интерес у огромного количества исследователей. Возможно, через какое-то время мир снова откроет для себя Атанасиуса Кирхера, как это было совсем недавно с Леонардо да Винчи.
Пирамиды Мероитского царства — руины великой цивилизации
Великие пирамиды Гизы сегодня являются одними из самых узнаваемых сооружений в мире. Тем не менее, к югу от египетской границы пустынный пейзаж украшают столь же впечатляющие пирамиды Мероэ, которые стоят как последние руины великого древнего царства Куш — одной из самых ранних известных цивилизаций, существовавшей в северной части территории современного Судана (Нубии) с IX или VIII века до н. э. по IV век.
На этом обширном участке нубийских пирамид, раскинувшемся между пятым и шестым порогами Нила, приблизительно в 100 километрах к северу от Хартума — современной столицы Судана, похоронены более сорока царей и цариц Мероитского царства.
Мероитское царство — название условное, принятое в современной науке. В надписях на древне-египетском языке мероиты называли своё царство в соответствии с египетской традицией — Куш, в надписях на греческом языке (в соответствии с греческой традицией) — Эфиопия.
Античный город Мероэ стал столицей царства Куш в VI веке до нашей эры и оставался таковым, пока не пал в первой четверти IV вка н. э. из-за непрерывных рейдов аксумитов, а северная Эфиопия была присоединена к римской провинции Египет. С III в. н. э. царство начало приходить в упадок. На территории Мероитского царства образовались государства Алва, Мукурра, Нобатия.
В отличие от египетских, пирамиды Мероэ построены из больших блоков песчаника и их высота колеблется от шести до тридцати метров, но свой размер они компенсируют внушительным количеством. В настоящее время археологи обнаружили более 200 пирамид.
К сожалению, многие из гробниц Мероэ были разграблены еще в древности. Около 40 пирамид были разрушены, а 5 из них уничтожены до основания итальянским авантюристом Джузеппе Ферлини, который 1834 году прибыл сюда в поисках сокровищ нубийских пирамид Мероэ. Согласно книге Пола Теру «Dark Star Safari», в стремлении к наживе Джузеппе Ферлини использовал взрывчатку для взрыва пирамид.
В результате, он почти сровнял с землёй пирамиду царицы Аманишакето, в которой ему всё-таки удалось найти клад с драгоценностями. Вернувшись в Европу, Ферлини смог продать сокровища из пирамиды царицы Аманишахето, включавшие изящные золотые амулеты, кольца с печаткой и ожерелья, музеям Берлина и Мюнхена, где находятся и поныне.
Ювелирные изделия из гробницы королевы Аманишакето в Мероэ
Пирамиды с захоронениями времён царства Куш расположены в окрестностях Мероэ в трёх местах, называемых кладбищами Бегаравая (англ. Begarawiyah). На Южном кладбище — пять пирамид фараонов и четыре — королев. Кроме больших пирамид на этом кладбище также находятся сто девяносто пять захоронений меньших размеров.
На Северном кладбище находятся сорок одна королевская пирамида: тридцать пирамид фараонов, шесть пирамид королев и пять пирамид членов королевских семей. Кроме пирамид, на этом кладбище расположены ещё три захоронения. Западное кладбище — всего сто тринадцать могил не королевских захоронений.
Как и египтяне, кушиты считали, что загробная жизнь — это более совершенная версия жизни на Земле и, что мертвые должны быть погребены с вещами, в которых они могут нуждаться после смерти. Настенные рельефы, сохранившиеся в гробницах, демонстрируют, как царственные особы мумифицировались, покрывались драгоценностями и укладывались на покой в деревянные ящики. Нубийские пирамиды определённо были местом погребения.
Во время археологических раскопок американская экспедиция во главе с Джорджем Рейснером в начале XX века обнаружили интересные артефакты — сосуд для вина из Афин (V век до н. э.) и серебряный кубок для вина из Италии (I век н. э.), что свидетельствует о торговле царства Куш со странами Средиземноморья.
Мнение археолога Френсиса Геси: «Мероэ полностью отличается от Египта. Оттолкнувшись от чужеземного, здесь сумели зародить оригинальную цивилизацию. Невозможно спутать, например, здания, построенные меройцами, с египетскими или греко-римскими сооружениями. Меройцы создали своё искусство, не похожее ни на какое другое. Они расстались с греческим пантеоном, чтобы поклоняться новому богу — Апедемаку, уникальному богу с головой льва».
Новый бог меройцев Апедемак считался покровителем воинов-нубийцев. Специалист по меройской культуре директор археологической миссии в Судане Катрин Бергер считает, что «бог с головой льва властвует над империей вместе с бараном Амоном, но Амон сохраняет египетский вид, а Апедемак — суданский. Бог-лев руководит битвами, являясь символом победы».
Египтологи продолжают ломать голову над языком меройцев. Англичанин Гриффит первым начал восстанавливать их алфавит еще в 1909 году благодаря надписям на стелах, сделанными на двух языках — меройском и языке древних египтян. Затем другие исследователи дополнили алфавит. Жан Лек-лан, исследователь из Франции, считает, что алфавит этого народа состоит из 23 букв. Однако реально применить этот алфавит оказалось делом очень трудным. Расшифрованные слова не имели смысла.
Удалось лишь приблизительно расшифровать имена королей и богов. Даже с помощью компьютера Жан Лек-лан и его коллеги, собрав тысячи текстов меройцев, использовав все возможности современнейшей техники по составлению различных комбинаций букв, не достигли результата. Тайна языка этой цивилизации до сих пор не открыта, а значит, и само Меройское царство, его суть и законы пока остаются загадкой.
В 2011 году пирамиды Мероэ с расположенными неподалёку археологическими зонами Мусавварат-эс-Суфра и Нага были объявлены ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия человечества, как часть «археологических памятников острова Мероэ».
Узник в квадрате
Он дважды менял фамилию и чудом вырвался из минского гетто, потеряв всех родных, чтобы отправиться в новый концлагерь – на этот раз уже сталинский. От него требовали показаний по «делу врачей», но он никого не сдал и ничего не подписал. Яков Этингер – ученый и заключенный, своей жизнью зафиксировавший эпоху.
В июне 1941 года на гастроли в Минск приехал МХАТ, привезли четыре спектакля. Двенадцатилетний Яша Ситерман очень любил театр, и 21 июня 1941 года он сидел вместе с родителями в партере Центрального клуба Красной армии рядом с правительственной ложей. Яша видел, как во время спектакля в ложу поднялся генерал и что-то шепнул на ухо сидевшему там командующему особым Западным военным округом генералу Павлову. Тот вскочил с места и быстро вышел из зала. Когда зрители после спектакля вышли на улицу, город был ярко освещён прожекторами, а в небе кружили самолёты. Яша с родителями поехал на дачу, а на следующий день Молотов сообщил по радио о нападении Германии на Советский Союз.
Яшин отец, Лазарь Яковлевич Ситерман, срочно вернулся с дачи в клинику, которой он заведовал – он был известным в Белоруссии терапевтом и профессором. А мать, Вера Соломоновна, и няня, Мария Петровна Харецкая, остались вместе с Яшей на даче. Никто не думал тогда, что события начнут развиваться столь стремительно: уже 28 июня Минск был захвачен немцами, а еврейскому населению было приказано зарегистрироваться и надеть жёлтые нашивки на грудь и спину. Евреи были обязаны переехать в гетто, им запрещалось ходить по центральным улицам Минска и даже здороваться с неевреями.
В гетто евреи ютились в небольших деревянных домах, в которых часто оказывалось по 25–30 человек. К 1 августа 1941 года переселение было закончено, а весь район – окружён колючей проволокой. Лазаря Яковлевича регулярно избивали и заставляли голыми руками убирать выгребные ямы. А 7 сентября ему велели одеться и взять с собой «медицинские инструменты». Его посадили в машину и увезли, и больше его никто не видел.
Когда начались холода, в гетто стали распространяться инфекции, а вслед за ними – чесотка и педикулёз. Люди умирали от голода и болезней ежедневно. Всё это время няня Мария ежедневно тайком пробиралась в гетто и приносила еду, которую ей с трудом удавалось достать. Однажды заставший Марию в квартире Ситерманов немецкий офицер спросил её:
– Ты еврейка?
– Да, – ответила Мария Петровна.
Немцы регулярно устраивали акции по уничтожению евреев. Находясь в полном отчаянии и мечтая любой ценой спасти сына, Вера Соломоновна решилась расстаться с ним. Через знакомых удалось изготовить фальшивое свидетельство о рождении и вписать мальчика в паспорт няни. Так он стал Яковом Харецким, родившимся в городе Чаусы Могилёвской области.
7 мая 1942 года Яков должен был с группой подростков отправиться под конвоем на работы за пределами гетто. Мать провожала, осознавая, что вряд ли еще увидит его в жизни.
– Если выживешь, поезжай в Москву и найди там друга отца, профессора Этингера, – сказала она ему. – Прощай и не поминай лихом.
Спустя несколько месяцев Вера Соломоновна погибнет во время страшного погрома в минском гетто.
Якову же по дороге на работы удалось улизнуть от конвоя. Он сорвал жёлтые нашивки и побежал в условленное место, где его ждала няня. Два года они укрывались в маленькой комнате на окраине города. Яков жил в постоянном страхе, что Марию Петровну арестуют, а его расстреляют. Когда 3 июля 1944 года части Красной армии освободили Минск, гетто уже не существовало – его последние обитатели были расстреляны в октябре 1943 года. Пятнадцатилетний Яша решил ехать в Москву: там были родственники, и еще – жил профессор Этингер, о котором говорила мать.
Яков Гиляриевич Этингер родился 22 декабря 1887 года в Минске, родители его были состоятельными людьми и дали сыну высшее медицинское образование в Германии. В 1922 году он приехал в Москву, где стал крупным клиницистом-терапевтом и учёным, консультирующим в течение многих лет Лечебно-санитарное управление Кремля. Его жена, Ревекка Константиновна, также была врачом: еще во время Первой мировой войны работала в военном госпитале, а после переезда в Москву стала терапевтом.
Этингеры очень тепло встретили юного Яшу, просили бывать у них как можно чаще, а в августе 1944 года предложили ему к ним переехать. Позвали к себе они и няню Марию Петровну, которая всё это время оставалась с Яковом. Осенью 1944 года он наконец-то снова пошёл в школу – война отняла у него три года, нужно было догонять. А в 1947 году Яков Гиляриевич усыновил его, и в семье стало два Якова Этингера.
Этингер-старший оказал на приёмного сына громадное влияние. Он был не просто прекрасным врачом, но разносторонне образованным интеллектуалом – владел тремя иностранными языками и хорошо разбирался в литературе и искусстве. В его доме бывали знаменитые пациенты – актёры, писатели и художники. При этом Этингер-старший был беспартийным, свободомыслящим и довольно несдержанным на язык, особенно по меркам того времени. Он не боялся высказывать своё мнение, слушал «вражеские голоса» и пересказывал знакомым содержание радиопередач. Дома горячо обсуждались международное положение, внутренняя жизнь страны и особенно еврейский вопрос – рост антисемитизма в СССР.
17 октября 1950 года к молодому Якову на улице подошёл мужчина в гражданской одежде, показал удостоверение сотрудника уголовного розыска и попросил пройти с ним. Юноша не успел ничего сделать, как его скрутили и втолкнули в автомобиль. Однако привезли его не на Петровку, а на Лубянку. Так Яков снова оказался узником. Обвинение и статья были стандартные – антисоветская деятельность и пропаганда.
Он провёл в одиночке в Лефортовской тюрьме почти полгода. Днём спать категорически запрещалось, а каждую ночь его ждал очередной допрос. Неделями он был в наручниках, несколько раз его сажали в карцер и жестоко избивали резиновыми палками, на которых Яков разглядел немецкое клеймо. Иногда в его допросах принимал участие сам заместитель министра МГБ кровавый палач Рюмин. Обычно он врывался в кабинет и начинал орать на Якова: «Мы вас, евреев, всех передушим. Мы покажем, что мы можем сделать с вами, жидовская морда. То, что не успели сделать в отношении жидов немцы, доделаем мы. Мы очистим нашу землю от евреев».
Приговор тоже был стандартным – 10 лет лагерей особого режима. Якова повезли по этапу в «столыпинском» вагоне на Колыму. Но не успел он в августе 1951-го прибыть в Береговой исправительно-трудовой лагерь, как было получено указание этапировать его обратно – на доследование. Это не было такой уж редкостью – за «добавкой» отправляли и других, но всё же стало неожиданностью. Тем более что на пути обратно в Москву его везли не в «столыпинском» вагоне, а в купе, но совершенно одного – в полной изоляции.
На первом же допросе ему сообщили, что его отец вместе с профессорами Виноградовым, Вовси, Гельштейном и другими «занимался вредительским лечением многих выдающихся советских деятелей».
– Многие из профессоров бывали у вас дома, а отец с вами был в доверительных отношениях, – сказал следователь. – Поэтому вы не могли не знать о фактах вредительского лечения. Рассказывайте!
Однако рассказывать Якову было совершенно нечего. Шесть месяцев продолжались изнурительные допросы, которые вели посменно десять следователей по особо важным делам. Расспрашивали о конкретных врачах. Было похоже, что готовится какое-то большое дело, а врачи, возможно, уже арестованы. Несмотря на все избиения, Яков обвинения категорически отвергал и так ничего и не подписал. В марте 1952 года его отправили обратно в лагерь, на этот раз в Кировскую область – «Вятлаг», лагерный пункт «Березовка».
В действительности все аресты по «делу врачей» были ещё впереди, но Яков не мог об этом знать. Его приемного отца арестовали ещё в ноябре 1950-го, через месяц после сына. Отца допрашивал тот же Рюмин, также жестоко избивали и сутками не давали спать. У него, страдавшего грудной жабой, случилось в общей сложности 29 острых сердечных приступов, из них десять в кабинете Рюмина, а остальные – в камере. От Этингера-старшего добивались признаний в «преступном лечении партийно-государственных деятелей».
2 марта 1951 года, вернувшись в камеру с допроса, он «подошёл к столу, откусил кусочек хлеба, сделал несколько шагов и в бессознательном состоянии упал. Смерть наступила от паралича сердца». О его смерти тогда не узнали даже самые близкие люди.
Ревекка Константиновна, приемная мать Яши, была арестована в июле 1951 года. Её обвинили в «недоносительстве о террористической деятельности мужа». Больную 62-летнюю женщину тоже избивали на допросах, помещали в карцер, обливали ледяной водой, сутками держали в наручниках и не давали спать. В результате и она получила «свою десятку». А вскоре была арестована и няня Мария Петровна, но затем отпущена под подписку о невыезде.
Всего этого Яков не знал. Сообщение ТАСС об «аресте группы врачей-вредителей» он услышал по громкоговорителю в лагере 13 января 1953 года, в списке была фамилия его отца, к тому времени два года как уже покойного. По радио же Яков вскоре узнал о болезни вождя народов. А когда 6 марта они узнали, что «товарищ Сталин скончался», и стали громко кричать «ура!» и кидать шапки в воздух, начальник конвоя завопил: «Немедленно прекратите, я вас, сволочей, всех перестреляю!»
В конце марта было объявлено о прекращении «дела врачей» и освобождении всех подследственных, но фамилия Этингер, естественно, не упоминалась. Всем стало ясно, что его замучили в тюрьме. Яков, как и его приемная мать, оставались в заключении – судебная машина раскачивалась медленно и пересмотры дел затягивались. В сентябре 1954 года состояние Ревекки Константиновны настолько ухудшилось, что стало понятно – и она скоро умрет в тюрьме. Только тогда было принято решение о её освобождении, хотя дело, по которому она была осуждена, было признано сфабрикованным еще полтора года назад. Дело Якова пересматривалось ещё дольше – его освободили в ноябре 1954-го «за отсутствием в действиях состава преступления».
За время заключения всё имущество семьи, включая квартиру, естественно, было конфисковано, и после освобождения мать и няня жили у родственников, а Яков – по знакомым. Чтобы добиться справки о реабилитации Этингера-старшего, потребовалось еще много времени, но узнать, где он похоронен, так и не удалось.
В память о приемном отце Яков сделал надпись на могильном камне, под которым покоилась мать Этингера-старшего на еврейском участке Востряковского кладбища: «Профессор Яков Гиляриевич Этингер. Могила твоя неизвестна, но память о тебе вечна». На этом же кладбище могила Марии Петровны Харецкой и подпись: «Дорогой и любимой нянечке. Ты всегда вместе с нами». А ещё имя Марии Харецкой высечено на Стене почета в Аллее Праведников в музее «Яд-Вашем» вместе с другими Праведниками народов мира, спасавшими евреев в годы Холокоста.
После освобождения Яша смог восстановиться на историческом факультете МГУ, а после окончания проработал 33 года в Институте мировой экономики и международных отношений Академии наук. Он стал одним из крупнейших в СССР учёных-африканистов, опубликовал более десятка книг и почти пятьсот статей и участвовал в создании общества «Мемориал». А также подготовил и издал книгу «Это невозможно забыть», ставшую одним из памятников эпохи, в которой собрал и систематизировал огромный фактический материал о «деле врачей».
Эта книга – память как о тех, кто погиб в гетто во время Второй мировой войны, так и о тех, кто принял мученическую смерть в сталинских тюрьмах и лагерях. «Порой мне кажется, что я прожил несколько жизней и вот уже пятьдесят лет живу под знаком прошлого. И всё это, признаюсь, не даёт мне душевного покоя», – писал Яков Этингер. А в одном из последних интервью его спросили:
– Прошло полвека. Как вам кажется, это было давно?
– Давно? Да что вы! Вчера.
=0=0=
«Матрица» как она есть: о чем догадывались философы прошлого…
Знаменитый, уже культовый фильм братьев Вачовски «Матрица» для многих зрителей стал настоящим откровением, поставив перед ними ряд вопросов. Насколько человек может доверять органам чувств? Вдруг действительно окружающее пространство – просто обман, иллюзия?
Возможно, тебя это удивит, но братья Вачовски здесь далеко не первооткрыватели.
Природа реальности занимала умы мыслителей во все времена. Греческий философ Платон в книге «Государство» решал проблему посредством символа «Пещеры». Представь некую общность людей, которые от рождения находятся в пещере и вместо реального мира воспринимают его отражение в виде теней на стенах своего жилища. Одному из обитателей удается выйти из пещеры и познать подлинную реальность. Когда он возвращается обратно и пытается объяснить остальным увиденное, то натыкается на непонимание и агрессию.
В XVIII веке ирландский епископ Джордж Беркли считал, что окружающий мир существует только в нашем восприятии. Он был убежден, что это нам подсказывает здравый смысл. Невозможно думать о чем-то, что не воспринимается, и уже при самой попытке подумать о чем-то как о невоспринимаемом мы, думая об этом, это и воспринимаем.
Идеи Беркли продолжил развивать шотландский философ, историк, экономист Дэвид Юм. Он утверждал, что мы не можем доказать существование внешнего мира как источника существования наших ощущений. Юм полагал, что в процессе познания мы имеем дело лишь с содержанием наших ощущений, а не с их источником. Поэтому мы не можем доказать ни то, что мир объективно существует, ни то, что он не существует.
Знаменитый философ XIX века Артур Шопенгауэр, человек широкого кругозора, стал одним из первых европейских мыслителей, заинтересовавшихся восточной философией. Говоря об окружающем современного человека мире борьбы и страданий, Шопенгауэр использует восточное индийское слово «майя», указывающее на призрачность и мнимость этого мира. Подлинное состояние мира он характеризует именно словом "нирвана", имея в виду состояние полного покоя и безразличия.
И вот мы подошли к самому интересному. Оказывается оригинальные идеи, которые в разные времена приходили в головы западных философов, уже давно известны на Востоке людям, практикующим буддизм.
Около II века нашей эры индийский монах Нагарджуна, создатель учения о Срединном Пути, отталкиваясь от доктрины причинно зависимого происхождения всего сущего, пришел к выводу, что ни что не существует само по себе, не обладает собственным бытием и собственной сущностью. Любой элемент существует лишь за счет своей связи со всеми прочими элементами, вне цепи причин и следствий он не имеет никакого бытия. Следовательно, все элементы «действительности» бессущностны и пусты. Но это не пустота (шуньята) в нашем обычном понимании, а изначальная природа всех вещей, как они описываются с точки зрения конечной истины.
Мы живем в интересное время слияния, как казалось раньше взаимоисключающих философских представлений и полярных культур. На стыке разных наук рождаются новые, появились междисциплинарные исследования. Возможно, в недалеком будущем все это поможет приоткрыть завесу тайны восприятия мира как тотальной иллюзии. Любопытно, что будет, если секрет бытия, известный лишь единицам просветленных буддийских монахов, станет достоянием всего человечества.
Свежие комментарии